Неточные совпадения
Тогда-то свыше вдохновенный
Раздался звучный глас Петра:
«За дело, с
богом!» Из шатра,
Толпой любимцев окруженный,
Выходит Петр. Его глаза
Сияют.
Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь, как божия гроза.
Идет. Ему коня подводят.
Ретив и смирен верный конь.
Почуя роковой огонь,
Дрожит. Глазами косо водит
И мчится в прахе боевом,
Гордясь могущим седоком.
Не заметив брата, Ольга тихо стала перед образом, бледна и прекрасна; она была одета в черную бархатную шубейку, как в тот роковой вечер, когда Вадим ей открыл свою тайну; большие глаза ее были устремлены на
лик спасителя, это была ее единственная молитва, и если б
бог был человек, то подобные глаза никогда не молились бы напрасно.
И начал он мне угрожать гневом божиим и местью его, — начал говорить тихим голосом; говорит и весь вздрагивает, ряса словно ручьями течёт с него и дымом зелёным вьется. Встаёт господь предо мною грозен и суров,
ликом — тёмен, сердцем — гневен, милосердием скуп и жестокостью подобен иегове,
богу древлему.
Жаловаться на людей — не мог, не допускал себя до этого, то ли от гордости, то ли потому, что хоть и был я глуп человек, а фарисеем — не был. Встану на колени перед знамением Абалацкой богородицы, гляжу на
лик её и на ручки, к небесам подъятые, — огонёк в лампаде моей мелькает, тихая тень гладит икону, а на сердце мне эта тень холодом ложится, и встаёт между мною и
богом нечто невидимое, неощутимое, угнетая меня. Потерял я радость молитвы, опечалился и даже с Ольгой неладен стал.
Ловлю я его слова внимательно, ничего не пропуская: кажется мне, что все они большой мысли дети. Говорю, как на исповеди; только иногда,
бога коснувшись, запнусь: страшновато мне да и жалко чего-то. Потускнел за это время
лик божий в душе моей, хочу я очистить его от копоти дней, но вижу, что стираю до пустого места, и сердце жутко вздрагивает.
Их необрезанные сердца, может быть, еще и не то изобразят и велят за божество почитать: в Египте же и быка и лук красноперый
богом чтили; но только уже мы
богам чуждым не поклонимся и жидово лицо за Спасов
лик не примем, а даже изображения эти, сколь бы они ни были искусны, за студодейное невежество почитаем и отвращаемся от него, поелику есть отчее предание, «что развлечение очес разоряет чистоту разума, яко водомет поврежденный погубляет воду».
Безвестная печаль сменялась вдруг
Какою-то веселостью недужной…
(Дай
бог, чтоб всех томил такой недуг!)
Волной вставала грудь, и пламень южный
В ланитах рделся, белый полукруг
Зубов жемчужных быстро открывался;
Головка поднималась, развивался
Душистый локон, и на
лик младой
Катился лоснясь черною струей;
И ножка, разрезвясь, не зная плена,
Бесстыдно обнажалась до колена.
—
Бог с тобою, — говорит, — я думала, что ты только без одной веры, а ты святые
лики изображаешь, а сам без всех чувств оказываешься… Оттого я твоим иконам и не могу поклоняться.
Языческое благочестие, хотя и узнает
Бога в мире, но не в силах постигнуть в полноте те образы и
лики, через которые Он зрится.
В самой природе — хотя не
Бога, а человека и вообще твари — заложена возможность не только блаженства, но и муки, причем индивидуальная неповторяемость человеческой личности простирается и на это: всякий
лик бытия имеет не только свою светлую сторону, но и свою особую изнанку или тень.
В Адаме перстном начертан
лик Адама Небесного и преднамечено их конечное соединение [Церковь поет: «Солгася древле Адам и
Бог возжелев быти не бысть; человек бывает
Бог, да
Бога Адама соделает» — обманулся древле Адам и, возжелав быть
Богом, не стал Им; человеком становится
Бог, чтобы сделать
Богом Адама (Из стихирь на хвалите праздника Благовещения).].
Лишь на этой поверхности божества, где есть
Бог, существует и троица, представляющая как бы
лик его в твари.
Шеллинг, которому принадлежит заслуга отчетливой постановки этого вопроса, усматривает в язычестве откровение Второй Ипостаси и в языческих
богах видит
лики Христа до Его пришествия в мир.
Поэтому Бог-Творец не может быть «божеством вообще», которое доступно философии и «естественной религии», но имеет конкретные черты — имя и
лик.
Своим
ликом, обращенным к
Богу, она есть Его Образ, идея, Имя.
Ближайшее участие ангелов в событиях нашего спасения и в молитвенном предстоянии
Богу при совершении таинств многообразно выражается в нашей литургике [Возьмем только обычную литургию: «херувимская», «победную песнь поюще»; на литургии преждеосвященных даров — «ныне силы небесные с нами невидимо служат»; на литургии Великой субботы: «да молчит всякая плоть человеча… предходят же Сему
лики ангельстии, со всяким началом и властию, многоочитии херувими и шестокрылатии серафими».
И мне казалось, что Спаситель слышит меня, и по этому светлому
лику, устремленному на меня, я чувствовала, что моя молитва угодна
Богу.
Творческая этика требует любви в каждом человеке к его творческому
лику, образу и подобию Божьему в нем, т. е. к самому человеку, как к самоценности, а не только к
Богу в нем, не только к добру в нем, к истине в нем, к сверхчеловеческому в нем.
Поэтому, будучи монистом и имманентистом в последней глубине мистического опыта, веря в божественность мира, во внутреннюю божественность мирового процесса, в небесность всего земного, в божественность
лика человеческого, я в пути утверждаю расщепление, дуализм свободы и необходимости,
Бога, божественной жизни и «мира», мировой данности, добра и зла, трансцендентного и имманентного.
Но есть любовь к человеку вне
Бога; она не знает вечного
лика человека, ибо он лишь в
Боге существует.
Двулична
бога храм закрылся,
Свирепство всяк с себя сложил,
Се
бог торжеств меж нас явился
И в рог веселий вострубил.
Стекаются тут громки
лики,
Не видят грозного владыки,
Закон веселью кой дает;
Свободы зрится тут держава;
Награда тут едина слава,
Во храм бессмертья что ведет.
Мистика Индии предшествует откровению
Ликов Божьих и
ликов человеческих, она погружена в первоначальную, недифференцированную божественность, в которой не видно еще ни
Бога, ни человека.
В этом
лике своем церковь раскроет зрелому человеку, корчащемуся от религиозной муки, безмерную и безграничную свободу творчества в Духе, множественность индивидуальных путей в
Боге.
Перед
ликом Того, Кто сам был всепрощение, она, конечно, простила все прошлое своей несчастной дочери и, казалось, любовь к ней в ее материнском сердце загорелась еще сильнее, чем прежде. Ольга Николаевна молила
Бога спасти ее, если это не идет в разрез Его божественной воле.
Мистика Индии вся безликая, не видит личности человеческой в ее метафизической самобытности и прибыльности для жизни самого
Бога, она вся еще до откровения Человека в
Боге, откровения
лика через Сына Божьего [В «Голосе Безмолвия» говорится: «Прежде чем разум твоей души прозреет, зародыш личности должен быть разрушен» (с. 23).
Но эти стихии должны быть просветлены увидением образа,
лика своего другого в
Боге, слиянием в
Боге со своим другим.
В этом складном человеке трудно узнать цельный и неповторимый
лик человека-творца — образа и подобия Бога-Творца, в
Боге изначально, до всего пребывающий.